Тем не менее, он, будь он японский шпион — амагус или амбициозный неаполитанский кардинал, послушно лег 'в гроб', и уже после этого более серьезно добавил:
— Уничтожь хотя бы плащ. Одну деталь. Самую опасную. С остальным мы уж как‑нибудь справимся.
Она кивнула.
— Когда я закончу со всем остальным, обязательно придумаю что‑нибудь насчёт плаща, — пальцы женщины вызвали голографическую консоль, запуская сканирование, — Ты ведь знаешь, я обычная преподавательница, а не высокий чин Интерсигмы.
Занятно, но это было, в каком‑то смысле, действительно так. Рейко обладала редчайшим, точнее, уникальным умением конструировать от балды что угодно в сигма — проекторе, имела тысячу и одно приглашение в различные НИИ и секретные организации, в том числе и в Интерсигму, но везде была только приглашённым специалистом, который не хотел себя связывать с организацией слишком крепко.
— Кстати, у тебя сейчас появилась уникальная возможность списать себя подчистую из японской разведки. У меня к тебе есть деловое предложение, но я не имею права тебе его высказывать, пока не вырву из твоей головы этот чёртов передатчик. На раздумье у тебя не так много времени: десять минут до конца лечения.
— Это весьма странно сочетается с тем, что ты только что высказала ключевые детали предложения, — усмехнулся Рэку. Действительно, независимо от конкретной технологии, предложение вырвать передатчик, бывший не только усилителем памяти и средством связи, но и своего рода поводком, после чего 'списать' его из японской разведки, звучало вполне конкретно. Предложение было конкретным… А его ответ — едва ли. Списать себя из японской разведки? Ему и в голову не приходила такая мысль. Он сам не знал, чего ему больше хочется. Он никогда не знал того, что обычно называют 'нормальной жизнью': его готовили к работе в PSIA с самого детства, с того самого момента, как вытащили с улиц. Его учили преданно и даже фанатично служить своей стране, вытравливали из него такие мешающие работе вещи, как привязанность, страх или сострадание… Но он был совсем не против этого. Ему нравилась такая жизнь, нравились те принципы, что были привиты ему вместе с профессиональными навыками и модификациями организма, кроме того, он ни на секунду не забывал, сколь многим он был обязан своим хозяевам. И все же…
И все же он сделал то, что не вписывалось в эту картину. Последний приказ звучал как 'Бросить Рим, эвакуироваться и доставить сигмафин — коммуникатор к точке сбора'. Но похоже, что за те четыре года, что он был знаком с Марией, его программа дала сбой.
И к своему ужасу он понял, что рассматривает предложение Рейко не только на предмет 'это кто под нас копает'.
— Я не высказала сути предложения и имён. Ты мог бы сам догадаться, но там, куда я хочу тебя пригласить, твой поводок будет лишь мешать. Я не смогу доверять тебе, если передатчик будет у тебя в голове.
Рэку ощутил, как тёплая энергия сигмы заполняет его раны, материализуясь в плоть, кожу, костяной покров. В мире не существовало врача лучше, чем Рейко. Хотя, нет, она не могла вылечить человека при помощи ножа и ниток, зато могла исцелить любую хворь на сигма — проекторе, не отрываясь от пития чая и беседы.
— Итак, ты хочешь перевербовать меня, — заметил Чезаре, — Перспектива любопытная, но… Но вместе с тем: есть ли реальные причины менять PSIA, которым я многим обязан, на кота в мешке?
Его интонации ясно показали, что вопрос отнюдь не риторический. Он хотел выведать хоть что‑то, чтобы понять, что ему следует выбрать.
— Там буду я.
Между ними в своё время были тёплые отношения. Достаточно тёплые, чтобы амагус успел изучить учёную не только как агент спецслужб, но и как мужчина. Это понимание было многим выше понимания, доступного другим. Если Рейко говорит 'там буду я', можно было сразу задаться вопросом 'что же это за кот в мешке такой, что она решилась отказаться от своей свободы?'. Деньги её не волновали — это факт. Материальных проблем она никогда не испытывала. Идея? Но какая? Исследования? Быть может, но зачем ей тогда Рэку? Спасение мира? Рейко была слишком хитра, чтобы та показная инфальтильность, которую она, порой, демонстрировала, была правдой.
— Аргумент, — насмешливо усмехнулся Чезаре, — Как я понимаю, спрашивать, что же привлекло тебя в свое время к 'ним', по загадочности сравнимым лишь с 'Ней' из рассказа Робина, бесполезно?
Этот вопрос был риторическим. Он понимал, что в условиях нехватки времени она не стала бы тянуть с важными аргументами. Отсюда вывод: эта информация не менее секретна, чем 'суть предложения и имена'…
— И, кстати, что ты собиралась делать, если я скажу 'нет'? Ведь даже если, судя по всему, из‑за проектора PSIA не могут слушать наш разговор в режиме реального времени, ничто не помешает им узнать, о чем мы говорили, постфактум. А попытка перевербовать меня существенно бьет по твоим отношениям с ними даже без имен и сути…
— Учитывая, что я одна сделала больше, чем всё PSIA вместе взятое? Они попытаются внедрить тебя или какого‑нибудь левого агента, когда через полгода станет ясно, в какой именно организации я буду состоять.
Она безразлично пожала плечами и начала восстановление тканей на лице Рэку.
— Только вот толку от этого у них будет чуть. Ибо левый агент вряд ли заинтересует моего нанимателя, а ты уже будешь вычеркнут из списков кандидатов. Конечно, останется ещё один подход, но туда будет тяжеловато отправить опытного агента. Так или иначе, я пока не сказала ничего, что бы твоей организации помогло выйти на моего нанимателя, а когда карты будут раскрыты, будет уже поздно.